Все-таки жаль, что не было чуда
"Аркадия" на Чеховском фестивале
Одним из финальных спектаклей фестиваля стала привезенная санкт-петербургским БДТ "Аркадия" Тома Стоппарда с примой Алисой Фрейндлих и совершенно неизвестной в Москве, но очень всех заинтересовавшей дебютанткой Екатериной Гороховской. О ней знали только то, что она не актриса, а студентка театроведческого факультета и что ее роль — центральная в тех эпизодах пьесы, действие которых происходит в начале ХIХ века. Это заставляло ждать чуда, открытия, гениального исполнения непростой роли (иначе зачем было академическому театру приглашать на главную роль непрофессионала!): любознательной, прелестной непоседы Томасины — гениальной девочки, сделавшей в свои 13 лет математическое открытие, которое опередило развитие науки больше чем на 100 лет.
Чуда, открытия, сенсации — словом, того, о чем можно было бы написать восторженно, захлебываясь хвалебными эпитетами, — не произошло. Как ни странно, не было горького чувства разочарования и не хотелось презрительно скривить губы: что, мол, они нашли в этой девушке? Гороховская сыграла умно и достойно. А эти слова могут считаться ценным комплиментом, если рядом на сцене — Фрейндлих, если сумела стать вровень с актерами прославленной труппы, если смогла создать впечатление, будто играть — легко.
Ни минуты не сидящая спокойно, елозящая на стуле, задающая своему учителю миллион вопросов, бойкая, умная, но каким-то особым, прелестным, как и она сама, умом, эта девочка очень недовольна тем, что она не умеет танцевать вальс, а "карнавальным объятием" интересуется в той же степени, как и математикой. Она — любимица, ей все прощается, ей все можно, хотя иногда, когда взрослым нужно объясниться, ее все-таки просят выйти из комнаты, захватив учебник математики. Но, возможно, это происходит оттого, что она слишком много понимает. Стоппард вложил в уста Томасины полные грации фразы — Гороховская мило, искренно произносит их. Кстати, лучше всего передают игру дебютантки слова, сказанные о себе чеховским Тригориным: "Мило, талантливо..."
Фрейндлих играет мать Томасины — леди Крум. Появляется она спустя некоторое время после начала действия очень эффектно — выходит из больших стеклянных дверей, расположенных в задней кулисе, быстро входит в зал, где занимается Томасина, и направляется к авансцене. Аплодисменты неминуемы. Фрейндлих пленительна, элегантна, умна, саркастична, ее голос немного прерывается, а пальцы нервно постукивают по столу, она обладает полной властью над залом, она на сцене — хозяйка, королева. Настораживает то, что все эти замечательные слова мы знали и могли сказать задолго до спектакля, а после него — добавить нечего. Впрочем, давно известно, что знакомое, известное обладает несокрушимым очарованием. Это еще раз и подтвердила Алиса Фрейндлих.
Самым неожиданным в "Аркадии", привезенной на Чеховский фестиваль, стала простота спектакля: в большом светлом зале с деревянными перекрытиями (художник Эдуард Кочергин), где стоят стулья с высокими спинками, а стеклянные двери ведут в парк (мы не видим его, но светом, цветом нам дают почувствовать атмосферу парка; кроме того, о нем постоянно говорят обитатели дома), в этом зале в дальнем левом углу стоит чей-то мраморный бюст, который Септимус Ходж (Петр Семак, актер МДТ) — домашний учитель Томасины — использует как вешалку для своего сюртука, а посередине — длинный деревянный стол, за которым вертится Томасина на своем уроке. В следующем эпизоде в этот же зал входят люди, одетые так, как мы сейчас одеваемся, располагаются за тем же столом и начинают пытливо восстанавливать реальность той жизни, которая была в доме 150 лет назад, тех людей, которые вышли из этого зала только что. Та жизнь, которой мы — зрители — были свидетелями 15 минут назад и которую Ханна (Мария Лаврова), Бернард (Андрей Толубеев) и Валентайн (Олег Попков) по крупинкам, по записям в охотничьих книгах, по забытым в книгах запискам воскрешают, — не просто предмет исследования для них, не только тема для доклада или заметки в газете. Их душевное спокойствие, взаимоотношения, их мировоззрение оказываются зависимы от того, что было 150 лет назад; от того, насколько точно удастся восстановить те события. Отрешиться от событий, когда-то происшедших в этих стенах, невозможно. Как невозможно понять людям, живущим в поместье Крумов в конце ХХ века, почему согласие и покой между ними возникают только тогда, когда они распутали до конца все ниточки той — давней — истории.
Эльмо Нюганен — режиссер из Эстонии — сделал медленный спектакль. Настолько медленный, что иногда, несмотря на интригующий сюжет Стоппарда, становится скучно. Более живыми и динамичными оказались эпизоды из начала ХIХ века, отчасти — благодаря участию в них Фрейндлих, которая приносит на сцену нервный, сбивчивый, беспокойный ток; отчасти благодаря пленительной прелести Томасины — Гороховской. Отчасти благодаря тому, что Стоппард дал людям, живущим в начале ХIХ века, просто жизнь — легкую, изысканную, шутливую, а людей конца ХХ века наделил мучительной, почти болезненной одержимостью прошлым. Актеры играют эту одержимость вдумчиво, неспешно, тщательно проговаривая длинные разъяснения того, какое именно математическое открытие совершила Томасина; что делал Байрон во время своего краткого пребывания в доме Крумов и почему он уехал из Англии; какая связь между домашним учителем Томасины и отшельником, 20 лет живущим в Эрмитаже парка Крумов, и т.д. Когда читаешь пьесу Стоппарда — любуешься этими бесконечными подробностями, они занимают тебя; когда слышишь их в спектакле БДТ — теряешь к ним интерес, они начинают утомлять. Казалось бы, актеры честно играют то, что написал автор, но исчезает тайна пьесы, почти гипнотическая сила текста, говорящего о нерушимой, очевидной, но в то же время призрачной и непостижимой связи веков. Все в спектакле становится просто, даже обыденно.
Зрители с интересом, хотя достаточно безучастно, смотрят еще один достойный, хороший спектакль, привезенный на фестиваль, и чуда не происходит.
автор Еkатерина Антонова
"Коммерсант" 4 октября 1996 г.
