Подробности щебень для фундамента здесь.
Петруччо! Только победа!
А если что не так — прости, Шекспир,
И выручай, Евгений Евтушенко!
(из эпиграмм в антракте)
Зал смеялся неудержимо, весело, громко смеялся, что называется от души. Шел спектакль театра имении Ленсовета "Укрощение строптивой" в постановке заслуженного деятеля искусств И.Владимирова и режиссера Н.Райхштейн. Спектакль, во время которого решительно невозможно предугадать, какой сюрприз ожидает тебя в следующую минуту: Балетно изящный Люченцио (арт. Л.Дьячков) извлекает из саквояжа механическую бритву и вполне правдоподобно водит ею по щеке, ни мало не удивляясь, как попала в его багаж сия диковина. Надо думать, это Транио, его расторопный слуга, среди прочих проделок не преминул подбросить своему господину толику удобств ХХ века! От этого малого всего можно ожидать. Лукавый, простоватый и сердечный Транио (арт. А.Пузырев) — неумирающая душа ренессансной комедии. Слуга и наперсник, немножко плут, немножко герой, он живет в спектакле легко и непринужденно, то распевая куплеты, то выручая своего господина, как того требует сюжет.
А тем временем на сцене происходит много такого, что к Шекспиру как будто не может иметь отношения. Механическая бритва — только начало. Откуда-то возникает электрический звонок, микрофон, примус, огнетушитель, магнитофон: всего не перечислишь! Бьонделло (арт. А.Петренко) появится с авоськой, набитой бутылками ("Сдай и выпей!"). Вернется Бьонделло с бутылкой кефира. Возникнут слуги, переодетые в опереточных пиратов, песенки в духе шлягеров, озорной капустник, пародии мимоходом — и все это ярко, темпераментно, с крупинкой соли. И все это нужно видеть, потому что вся прелесть в подвижном и неожиданном сцеплении импровизаций. Они рождаются мгновенно, как бы непроизвольно, и часто буквально ошеломляют, как например, в тот момент, как вы слышите: "да говори ты шепотом, — а что потом, а что потом?". Это разговаривают, точнее, пререкаются Бьонделло и Люченцио. Бьонделло очень смешно шепелявит, Люченцио не то чтобы специально его передразнивает, но просто начинает говорить так же, — и тут вдруг строчки из Евтушенко!
Да, но где же Шекспир? Где великий классик и где почтение к святым? Почтения, прямо скажем, немного. То есть того традиционного смирения, с каким порой произносится великое имя, нет вовсе. Живым не поклоняются — живых просто любят и говорят с ними запросто, и шутят легко, и принимают без церемоний. Каскад остроумных импровизаций — разве это не живая плоть ренессансной комедии? Четыреста лет назад импровизации были иными, но они были, они сообщали уже известному сюжету новизну и злободневность, вносили в действие сочный колорит. И, наверное, так же мимоходом пародировался какой-нибудь известный поэт, и возникали смешные недоразумения, и в игре актеров раскованность была искрящейся и дерзкой. Все это живет в спектакле театра имени Ленсовета, и все это по-шекспировски непринужденно, колоритно, сочно. Град шлепков, кувырканий через голову, веселых потасовок — как в то старое доброе время: "В чем нет услады, в том и пользы нету", — все в шутку, но вовсе не без смысла.
В этом спектакле мы вновь увидели замечательный актерский ансамбль. Нет ни одной работы, которая не вызывала бы восхищения. По ходу действия главными героями должны стать Катарина и Петруччо, Люченцио и Бьянка. Они останутся главными героями, но просто не будет рядом с ними второстепенных, так сказать, просто связующих воедино сюжет. Каждый — неповторим. Грумио (арт. А.Равикович) ближе других к наивному бурлеску. Шутки его — от простоты душевной, от народной традиции, еще не тронутой правилами и канонами. Вместе с Петруччо он составляет очень занятный дуэт, то вторя своему господину, то прославляя его, то надувая. Но во всех случаях выдумка, веселый артистизм А.Равиковича кажутся неиссякаемыми.
Веселый артистизм — это стиль всего спектакля. И женихи Бьянки (арт. Г.Анчиц и А.Семенов), и Учитель (арт. М.Девяткин), и Винченцио (арт. Л.Бессонов)- каждый по-своему варьирует этот общий стиль, сообщая ему многообразие. Контраст между Катариной и Бьянкой, Петруччо и Люченцио, контраст между супружескими парами как бы концентрирует в себе все элементы действия — классического, народного, условного. Прелестная, обворожительная Бьянка (арт. И.Замотина) — воздушное платье, грациозная поступь и нежнейшее сияние, и головка, и голос — всего этого очарования так много, что оно невольно вызывает улыбку. Оно слегка иронично уже в самом начале, но не настолько, чтоб это мог заметить влюбленный Люченцио. И рядом — Катарина (з.а. РСФСР А.Фрейндлих) — дерзкая до неистовства, подобная вихрю, смерчу, пожару. Бьянка улыбается, прямо-таки лучезарно, Катарина — хохочет. Бьянка нежным и плаксивым голосом поверяет свои печали, Катарина — язвит и : стреляет из рогатки. У нее огненно рыжие волосы, быстрый насмешливый взгляд, стремительность мальчишки. Катарина — характер, и в этом суть. Неразумно строптивый, без меры резкий, он станет иным в финале, но вовсе не исчезнет. Весь смысл "укрощения" заключен в столкновении крайностей, не разумных капризов, но не в подчинении человека более сильному произволу. Петруччо (арт.Д.Барков) остроумно пародирует строптивость Катарины, но сквозь все его головокружительные затеи, сквозь самые невероятные выходки просматривается тот незаурядный характер, который сродни Катарине. И бесшабашность, и авантюрный дух, и упрямство — все есть в Петруччо-Баркове. Но всего значительней в нем и важнее — поэтизация шекспировского героя.
"Укрощение" Катарины превращается в своеобразный "спектакль в спектакле". Время от времени Петруччо "выходит из роли", и тогда ясно видна его влюбленность в Катарину, шутовство назидательного маскарада, и даже некоторая усталость от этого маскарада: когда же Катарина поймет, зачем нужны все эти затеи и несообразные нелепости? И с того момента, когда она вдруг понимает — зачем, она "включается" в эту игру.
Это — как прозрение. Луна на небе или солнце? Ночь или день? Девица иль старик встретился в пути? — Нелепые вопросы: тут ничего нельзя перепутать. Вторя Петруччо, Катарина превращает эту нелепость в забаву, шутку. И больше всех этой шутке может радоваться Петруччо.
Он победил. Победила человеческая природа, разумность, любовь. И это конечно же Шекспир, шекспировский финал и шекспировские герои. "Петруччо! Только победа!" — этот плакат неожиданно подняли "болельщики", наблюдавшие первую встречу Катарины и Петруччо. Шутливая деталь спектакля — одна из многих. Но в ней — что-то от самого существа спектакля, поставленного театром имени Ленсовета. " А если что не так: « Возможно, что-то и не совсем так. Возможно, мелькает иногда одна-другая нота, которой могло бы и не быть. Но — это мелочи, частности, к тому же не бесспорны. А главное совершенно очевидно, спектакль "Укрощение строптивой" по-настоящему яркий, искрящийся, бесконечно живой отзвук далекого Ренессанса.
автор В. Размахнина
"Красноярский рабочий" 13 июня 1971 г.
