https://stroitelstvo116.ru получение разрешения на строительство объекта. Смотрите информацию справки в бассейн купить с доставкой у нас.
На главную магистраль
Театр имени Ленсовета любят в Ленинграде. Без него был бы неполным театральный ландшафт, куда каждый коллектив вносит свою краску. Судя по успеху театра Ленсовета в Москве, привязанность ленинградцев отнюдь не "местнического» характера. Тем более что в Москву Ленинградцы приезжают без своих "подпорок", без тех кассовых пьес, которые, скажем прямо, затемняют лицо театра. Замечу, что лично для меня эта нестойкость в репертуаре, как и нарушение вкуса в некоторых постановках, выглядит порождением некоей неуверенности театра в том, что он способен прожить без "подпорок". Только на серьезном основании. Между тем все интересное и ценное в его творчестве (и это уже не только на мой взгляд) лежит на магистрали таких спектаклей как "Жестокость", "человек со стороны" и "Преступление и наказание".
На этой магистрали проявляются не только жизнеспособность театра, его чувство действительности, но и его умение превращать жизненную реальность и проблемы политического и делового характера в предмет поэзии. Страстность в раскрытии мысли, лежащей в основании пьесы, и пристрастностью в выборе позиции определяется всякий раз художественный уровень таких постановок.
Спектакль "Человек со стороны" И.Дворецкого сразу вводит нас в заводскую атмосферу, хотя внешне эта атмосфера, казалось бы, не подчеркнута ни постановщиком И.Владимировым, ни художником С.Манделем. Гофрированным железом и рифленым стеклом, образующими интерьер и подвижные ширмы, дается лишь ощущение большого производства. Все остальное — через человека, что и способствует полной реализации идеи и темы пьесы.
Наполненность большой мыслью и непреодолимым стремлением ее утвердить порождает в спектакле тот напряженный темпо-ритм, ту активную действенность, которые сразу же и до конца мобилизуют зрительный зал. Казалось, какие эмоции могут вызвать у человека, пришедшего в театр, технологические расчеты и заводские заботы? Но когда на острую реплику, связанную именно с этого рода заботами и расчетами, зал взрывается аплодисментами, начинаешь отчетливо понимать, что театр добился того счастливого совпадения реальной жизни и художественного изображения, которое помогает зрителю узнавать нечто новое в обыденном и побуждает его к сопереживанию.
Все это, конечно, заложено в пьесе И.Дворецкого, однако же театр не только "открыл» эту пьесу, верно и увлеченно прочитал ее, но сумел создать реальную художественную картину, выверенную во всем, от точного распределения ролей, полноценно прожитых почти всеми исполнителями, до искусной режиссерской разработки как узловых моментов, так и мельчайших деталей.
С первой цены в кабинете директора фирмы Плужина, четко определившей непростые характеры связанных делом людей: самого Плужина (О.Каган), коммерческого директора Валентика (М.Девяткин), начальника производственного отдела Полуэктова (А.Петренко) и главного героя пьесы Чешкова (Л.Дьячков), возникает диалектика остро современных проблем: личного и общественного, самоотверженности в труде, как в бою, персональной ответственности за общее дело, честности и принципиальности в жизни и в работе.
(...)
В этом отношении нельзя не отметить превосходный образ экономиста Щеголевой, созданный А.Фрейндлих.
Чешков и Щеголева обнаруживают друг в друге свой выношенный и выстраданный идеал. И становятся союзниками именно по этому совпадению, а не потому, что деловая близость породила интимные отношения, а те, в свою очередь, создали круговую поруку в делах.
Поразительная деликатность чувств и поступков Щеголевой, ее редкая способность отходить чуть в сторону, поодаль, быть ненавязчивой и одновременно оставаться рядом, в нужный момент войти в мир близкого человека и с твердостью отстаивать общие интересы.
(...)
Сумел же театр не потерять важного в шекспировском "Укрощении строптивой", хотя, честно говоря, и здесь не мешало бы поработать главному цензору искусства — художественному вкусу. Это озорное, громкоголосое, яркокрасочное, головокружительное зрелище. Можно сказать по-грибоедовски: "Здесь все есть, коли нет обмана!". Но, увы, кое-где в нем есть и "обман", он и в переводе А.Мелковой, и в пестровкусице "добавленных" к Шекспиру куплетов, и в иных грубоватых мизансценах и жестах.
Достойно симпатии желание и умение театра поозоровать, повеселиться всласть, от души. И театр побеждает. Но какой ценой! Беспощадной, безжалостной, самоистязательной и поистине замечальной игрой А.Фрейндлих в роли Катарины и Д.Баркова в роли Петруччо. Летишь вместе с ними на космических скоростях, испытываешь, опять же с ними вместе, немыслимые перегрузки, и к вящему своему удивлению и они и мы остаемся живыми, более того, бодрыми, надолго насыщенными искомой театральностью.
Можно было бы запутаться в этом карусельном завихрении, запутаться в откровенно комических перевоплощениях, если бы не яркие, издалека видные ориентиры — два характера равнозначных, равноценных, совершенно разных, но схожих, как близнецы, только в одном — в штормовой, шквальной, катастрофической жажде самостоятельности. В отличие от многих Катарин, эта строптивая сдается, пожалуй, "досрочно", однако же, как у немногих строптивых, в этой Катарине живет, почти что с порога, второй, иронический план. Начав игру, она долго проигрывает, но чувствуется лишь для того, чтобы в конце концов сорвать банк, отобрать у соперника сразу все — любовь, уважение, равные права. Отобрать все, но и отдать столько же.
В заключительной сцене этого сражения, в котором не оказалось побежденных, но только победители, нет натужной подгонки под однозначный ответ, вовсе и не высказанный Шекспиром. Просто видно, что эти два прекрасных человека, остающихся самими собой, но смягченных любовью, никогда не оскоромятся мелочными счетами, кто кем владеет и управляет, кто кому должен уступить. И в этом свобода человека — в осознанной необходимости жить для другого.
В сущности говоря, осознанию этой необходимости посвящена и другая, капитальная работа театра, естественно решенная в ином, трагедийном плане. В этой необычно трудной и сложной постановке — шутка сказать "Преступление и наказание" Ф.Достоевского!- проявились главные достоинства театра имени Ленсовета: способность к охвату многосложной и многофигурной жизненной композиции; ощущение драматизма в самой изображаемой действительности и в характерах ее людей, умение прочертить "сквозное действие" темы и идеи. Сказались и недостатки, характерные для театра: стремление делать драматургию своими руками, избегая при этом всего, даже ценного в созданных ранее инсценировках, теряя зачастую очень важные моменты из оригинала.
Чтобы не возвращаться к этому, укажу лишь на то, что зрителю, не знакомому с романом Ф.Достоевского, совершенно непонятной останется коллизия Свидригайлова, усеченной представится роль Дмитрия Разумихина в жизни Раскольникова и его сестры Дуни, туманной покажется история с Миколкой. Прием с кинематографически мерцающими стоп-кадрами убийства старухи-процентщицы и самоубийства Свидригайлова выглядит эффектно, хотя стилистически чужд постановке. Но спектакль отличается и рядом достоинств: удачно найдено его оригинальное решение , как монодрамы Раскольникова, в мозгу которого вспыхивают картины прошлого: впечатляюще дана "анатомия» петербургских трущоб вертикальным срезом дома (художник М.Китаев), в смрадных ячейках которого застыли жалкие фигурки обитателей — и соглядатаев, и сочувствующих разворачивающейся драме; едва ли не впервые в театральной истории "Преступления и наказания" во весь рост встает трагическая фигура Катерины Ивановны, поразительно увеличенная, конечно же, необыкновенной актрисой А. Фрейндлих; обнаружена и Соня (Г.Никулина) в своей, отнюдь не благостной, а мужественной ипостаси; наконец, а может быть и в первую очередь, на редкость точно прочерчена связь между "словами", обозначенными в статье Раскольникова, и его "делом"- убийством старухи, что позволило дать в самом спектакле осознание Раскольниковым краха своей идеи.
В постановке И.Владимирова есть и досадные недоговоренности, и посредственные исполнения ролей. Не все выверено в игре Л.Дьячкова, порой подменяющего неврастеничность Раскольникова истерией, излишним форсированием речи и жеста, можно отметить известное опрощение духовного, интеллектуального мира героя спектакля.
Можно смело сказать, что сцены, в которых действует Катерина Ивановна, от встречи умирающего Мармеладова до собственной ее смерти, станут образцовыми, ибо в них талантливая художница А.Фрейндлих явилась не только в новом качестве, но и в наивысшем взлете и своего дарования, и своего миропонимания.
Театр имени Ленсовета доставил москвичам и на этот раз немало радости и пищи для размышлений. Но можно ли пройти мимо его недостатков как в выборе пьес, так и в некоторых интерпретациях? Присоединяясь к зрителям, которые ежевечерне в течение месяца горячо принимали друзей-ленинградцев, пожелаем театру не только успехов, но и большей требовательности к своему творчеству, как основе дальнейшего роста.
"Театральная жизнь" № 20 — 1973 г.
